Юрий Тишков. Записная книжка
Торпедовец Юрий Тишков десять лет назад числился среди тех, кого называют "группой способных молодых футболистов, наличие которых в команде позволяет говорить о ее больших потенциальных возможностях".
Теперь его зовут Юрий Иваныч. Он детский тренер. Ему 28 лет. Он вступил в другую, малознакомую жизнь. Потерял - почти все. Приобрел пока только отчество.
Иногда я говорю ему:
- Юра, не все потеряно. И я в 28 начал новую жизнь. И даже с отчеством мне пришлось расстаться! Так что не все потеряно.
Деликатность не позволяет ему спросить в ответ:
- Ну и чего ж ты добился? За десять-то лет?..
Деликатность - это врожденное. Деликатный футболист, представляете? Деликатность в мире, построенном на агрессии? На ежесекундном порыве - догнать, отобрать, забить, прибить, подставить, врезать, вставить, воткнуть.
Мне понятно, почему его любят дети. С родителями, думаю, сложнее. По крайней мере, они дают советы из-за ворот. Порой эти советы заглушают голос Тишкова-тренера.
Дмитрий Пасынский первым познакомился с Юрой. Первым из числа серьезных журналистов. Он сделал прекрасное интервью с ним. Оно было опубликовано в еженедельнике "Футбол", не имевшем тогда конкурентов по тиражу, солидности и влиянию. В кулуарах Дима досказывал то, что публиковать считалось зазорным.
- Представь, футболист, который не курит, не пьет и не матерится! Не курит, не пьет, не матерится! И книги читает. И говорит грамотно. Ну вот ты встречал такого футболиста?
Я не встречал, хотя в детстве был уверен, что футболисты именно такие. Как выяснилось, "такие" были исключением.
Исключением быть тяжело. Надо подстраиваться под остальных, соответствовать большинству: футбол ведь игра командная. Юре это как-то удавалось. Но специалисты его раскусывали. Один из них в пору Юриной известности, всеобщей торпедовской любви и сопредельной симпатии, сказал: "Этот долго в футболе не проживет. Парень, конечно, талантливый, хоть куда... Но не протянет долго. Я таких повидал...".
Искренне сочувствующий Юре Александр Горбунов, слушая мои рассказы о его настроении после страшной травмы, мрачно обронил: "Неправильно Юра себя ведет. Переживает случившееся, в себе держит. Самоедство это. Ему лучше бы стакан водки принять. Володе Бессонову водка здорово помогала. После скольких тяжелейших травм восстанавливался...".
Я, конечно, передал Юре совет Горбунова. Юра вяло ответил:
- Не поможет. Я глаза закрываю и снова в центре поля оказываюсь и чувствую Бодака, идущего наперерез... А ты стакан водки можешь за раз выпить?
- Вроде могу.
- Ну и что?
- Что - что?
- Что потом?
- Потом, Юра, бывает всякое. Вспоминать неохота...
- Это я так спросил, просто...
О чем мы только не переговорили в диспансере номер один, что у Курского. Однажды я вдруг осознал, что эти места мне будто знакомы. Парк... Беседочки... Голые стволы старых деревьев... Он напомнил: "Так здесь снимали "Покровские ворота". Там "операция прошла удачно".
У него впереди было еще несколько операций. И, видимо, без них не обойтись и теперь.
Юрина футбольная жизнь - пособие для людей, искренне полагающих, что футболисты - хапуги, что их бытие увешано долларами, билетами в зарубеж и письмами от поклонниц.
Хотя и такое, конечно, присутствует.
Но есть и другое. Например, гипс, костыли, скальпель, постоянная боль.
Похуже боли отношение многих партнеров, в недавнем прошлом одноклубников, односборников и просто вроде бы коротких знакомых.
Слово "хромой", брошенное в спину удачливым на сегодня бомбардиром. Знание того, что по умению своему этот сегодняшний записной бомбардир пяток лет назад играл бы по первой лиге, да и то на заменах. В матче с заведомым аутсайдером.
А ты в то славное время уже забивал "Реалу", "Монако", "Спартаку"... Но как скажешь такое? Говорить так нельзя, остается ковылять, делать вид, что не слышал.
Стать вдруг ненужным, лишним, физически ощущать молчание телефона, вспоминать, сколько еще недавно было друзей... А сколько было знакомых! Вот и соседка, жена футболиста, пару лет назад приехавшая в Москву и ходившая по двору с рулоном туалетной бумаги на шее, интересовавшаяся, как проехать "до ГУМу", забывает поздороваться. Не узнает.
Ладно... Обиднее, когда не звонят те, с кем играл с детства. Не просто играл - дружил, сидел на сборах, мотался по стране, мыкался по гостиницам от Находки до Калининграда...
Теперь - их места на первых полосах газет. Для болельщиков они герои. Но нам-то, своим, к чему друг друга обманывать? Мы-то уж точно знаем, кто, как и что мог с этим белым мячом на не всегда зелененьком поле...
Нас-то чего обманывать? Друг друга нам не обмануть. И если у тебя теперь все в порядке, то мне остается только порадоваться за тебя. В друзья, знаешь, не набиваются.
Просто раньше мы играли в одной команде. Но теперь и команды той нет. Одно название. Нет, названия как раз два.
С Юрой меня познакомил доктор команды Анатолий Семенович Прояев. Это было давно. Я направлялся в Мячково в первый раз в жизни. Первый раз в жизни в торпедовском автобусе. Автобус я знал отлично. С внешней стороны. Я наблюдал посадку в него футболистов тысячу раз. С самого детства. Внутри - не был.
В торпедовском автобусе мне понравилось все. Кроме собственного волнения. Я практически никого не знал. Занимал чье-то место. Боялся нарушить священную футбольную примету. Единственный мой знакомец - Валентин Козьмич Иванов - был занят. Он читал газету. Поздоровался со мной между прочим. Типа: "А, пришел? Ну, валяй, проходи...".
И вот тут доктор привлек меня под крыло. Сообщил, как что-то мое читал. Понравилось. Я наивно поверил. Мы разговорились. Прояев при этом успевал что-то сказать каждому вновь прибывшему игроку. Он знал все: музыку, видео, вчерашний боевик, погоду на завтра.
Я понял, что Прояев факультативно еще и психолог, он сплачивает сонных людей шутками, занимает расспросами, дает советы и пользуется авторитетом во всех областях. Меня поразило, что он помнил, как зовут тещу правого полузащитника...
Теперь сюда можно приписать мистику. Он познакомил меня с Юрой Тишковым в своем медицинском кабинете.
В медицинском кабинете, понимаете? Доктор сказал, что по человеческим качествам Тишков - самый интересный в команде.
Словом, я вышел к нему навстречу из медицинского кабинета. Кто мог подумать, что очень скоро медицинская тема станет для Юры главной?
Иной раз кто-то сердитый внутри меня спрашивает: "Ну что вы там носитесь со своим Тишковым? Что он там сыграл-то? Будто он один сломался во цвете лет?".
В самом деле - почему? Почему Юру так любили и по сию пору помнят болельщики? Почему к нему тянутся циничные журналисты?
Авторитетный, вальяжный Сергей Микулик, внешне напоминающий менеджера преуспевающего западного клуба, не поленился приехать на Восточную улицу и посмотреть, как Юра тренирует детей. Приехавший с Микуликом фотомастер тоже отработал на славу. И в журнале "Спортклуб" появилась теплая заметка, снабженная рядом цветных иллюстраций.
Геннадий Ларчиков живописал в "Советском спорте" казанскую эпопею Тишкова. Там впервые официально названы некоторые суммы, гуляющие в российском футбольном хозяйстве.
Журналист РТР Владимир Елизаров снял о Тишкове 15-минутный сюжет и добился его показа. Сюжет сопровождает музыка Морриконе. Та самая, из фильма "Профессионал". Скребущая душу еле сдерживаемой тоской.
Фрагмент злополучного, трагического матча 5 июля 1993 года в Коломне тоже показан. По сути это был последний матч Юры в большом футболе.
Еще пять лет он пытался вернуться.
Так почему же он не забыт после семи лет фактического небытия?
Самый простой ответ на поверхности. Он играл ярко, он забивал нужные, красивые голы. Но есть еще одно обстоятельство. Появление Тишкова и всей торпедовской компании 1970-1971 годов рождения подарило москвичам надежду. Эти московские, не заезжие, ребята именно играли в футбол. Не работали, не мучились, не возили тачку, не отрабатывали положенное. Им нравилось играть друг с другом, они привыкли ощущать себя вместе, они умели создать кое-что на поле и приходили в радость от этого созидания.
Умным футболом болельщик не избалован. Умным футболом болельщика не перекормить. Футбольная интеллигентность торпедовских недорослей бросалась в глаза.
Футбол в исполнении Тишкова, Шустикова, Ульянова, Чугайнова, Чельцова, Кузьмичева дарил болельщику надежду. Надежда - в особой цене. Даже тогда, когда она умирает.
"...Раньше будущее было только продолжением настоящего, а все перемены маячили где-то там, за горизонтами". Так считал Сталкер Андрея Тарковского.
В Коломне Юра о своем будущем скажет проще. Подбежавший к нему Добровольский сохранит в памяти: "Это все, Игорь, это все...".
От увиденного Добровольскому станет дурно, он попросит замену и покинет поле. Юра покинет его на машине скорой помощи.
Потом, много после, он будет спрашивать: "Неужели я это сказал? Не помню". Как будет спрашивать о словах, вынесенных в подзаголовок моей заметки: "Неужели Бодак - это судьба?".
И я отвечу, что сказал он именно так, но он еще будет переспрашивать меня через год, полтора, два - как будто от авторства этих слов может что-нибудь измениться.
...Раньше, многие-многие годы, я пытался запомнить, зафиксировать в памяти медицинские термины, о которых он говорил. Говорил со знанием дела. Теперь уже не могу. Видимо, мне достаточно зрительного ощущения: взгляда на его лицо в тот момент, когда он поднимается по ступенькам.
Лифта у меня нет.
Павел Васильев
ФУТБОЛ REVIEW №5 (276)/2000(1 февраля - 7 февраля)
