ВОСПОМИНАНИЯ ДЛЯ БУДУЩЕГО. ЖЕСТ СТРЕЛЬЦОВА.
БЫТЬ может, удивляться стоит не гигантской славе лучших лет Стрельцова, а ее необычайному продолжению.
Ведь представление о нем — странная вещь — есть и у тех, кто на поле его не застал,
В том числе и я увидел Стрельцова только ветераном. Но под влиянием красноречивых очевидцев, не устающих пересказывать игровые эпизоды с его участием, создалась у меня иллюзия, что следил за ним в десятках матчей.
Одного из моих знакомых, родившегося весной 58-го, назвали Эдуардом. В честь Стрельцова.
Стрельцов вообще мгновенно как-то проник в сердца людей, даже и от футбола далеких. Возможно, из-за кажущейся легкости своих действий на зеленом газоне, в которых отчетливо прослеживалась футбольная гениальность. Доступная пониманию каждого, оказавшегося в час его игры на трибуне. Фамилия его, только лишь появившаяся в составе московского «Торпедо», сразу оказалась у всех на слуху.
И его прическа с желтым коком моментально стала образцом для подражания. Даже бывший тогда дублером Валерий Воронин — в дальнейшем эталон футбольной элегантности — причесывался «под Стрельцова». У молодежи, как говорили в ту пору, было три кумира — Глазунов, Евтушенко и Стрельцов...
Колорит образу Стрельцова, образу с внешней простотой, придавали к тому же и обстоятельства — облетевшая, к примеру, всех история о том, как он опоздал на поезд, который вез сборную на ответственный международный матч. Стрельцов со своим партнером Валентином Ивановым догоняли поезд на машине и, как гласили легенды, не кто иной, как сам министр путей сообщения разрешил незапланированную остановку этого поезда на полустанке. И Стрельцов в той игре забил важнейший мяч, сразу реабилитировав себя за легкомыслие.
Казалось, сама «футбольная» богиня Нике хранила от превратностей судьбы Эдика, как его сразу ласково-фамильярно прозвали болельщики. Но так только казалось...
ЭДУАРД Анатольевич, все ли сбылось, на что вы надеялись?..
— Футбол дал мне больше, чем самые смелые детские ожидания, Но, это совсем не означает, что я всего в футболе добился. И половины не сделал на поле из того, на что, как чувствовал, был способен. Многое упустил я и по собственному легкомыслию, но пора бы и о том сказать, что столь суровое наказание, оторвавшее меня на долгий срок от футбола, да и от жизни, я не заслуживал. Грустно, конечно, об этом говорить, но, став старше, я понял — даже несчастье расширяет наш жизненный опыт, который потом неизменно сказывается на характере, отношении к жизни.
В заключении работал я в тайге на лесоповале, на химическом предприятии, в строительных мастерских. И потом, когда никак не мог решиться в инстанциях вопрос о моем возвращении в футбол, а длилось это почти два года, я пошел работать на автозавод слесарем. Честно говоря, мало кто верил тогда, что снова увидит меня на поле. Да и я сам уже на это не рассчитывал. Но как-то в очередной раз попал на прием к большому начальству. И после откровенного разговора, уже собираясь уходить, неожиданно услышал от хозяина кабинета: «Что же ты руку на прощание не подаешь?..». Вот в тот момент я и понял, что вернусь в большой футбол.
— Никогда в истории футбола не было случая (да и не будет!), чтобы человек, пропустивший восемь сезонов, вернулся. Причем не только не потеряв главного в своей игре, но и приобретя черты, необходимые новому футболу. Не случайно же вы в 67-м и 68-м годах признавались лучшим футболистом страны. Как вам удалось невозможное? Можете это объяснить?
— Наверное, не смогу. Единственное скажу: для меня долгожданное возвращение было совершенно естественным... Получилось так: мастера совершали турне по Австралии, а я тренировался с юношеской командой. И весной 65-го вошел в состав своего «Торпедо».
— Эдуард Анатольевич, а в сегодняшнем «Торпедо» вы смогли бы играть?
— Нет! Утверждаю так категорично, поскольку в таком прямолинейном футболе, думаю, ни за чем бы я не пригодился. И бегать столько не смог бы, у меня с детства плоскостопие, — он улыбнулся. — А если говорить серьезно, то придешь иной раз на стадион и злишься — во что они играют? Без комбинаций, без хитростей. Действуют, как роботы. Во имя чего это — не понимаю. И думаю, главная проблема для сегодняшней автозаводской команды — вернуть игру, прославившую «Торпедо».
— Как вы считаете, почему интерес к Стрельцову и партнерам не проходит и по сей день?
— Хочется верить, что играли мы в тот футбол, который так скоро не забывается. А только о настоящей игре и может сохраняться память.
— Вот вы занимаетесь с детьми, и, судя по всему, довольны. А не мечталось ли возглавить команду мастеров, стать старшим тренером?
— Понимаете, старший тренер должен быть человеком предельно требовательным, я бы даже сказал — жестким по натуре. Я же — мягкий человек. У меня бы рука не поднялась отчислить кого-нибудь из команды. Скажем, приходит ко мне мальчишка, а я вижу, перспектив у него никаких, но отказать ему не могу. Ладно, думаю, пусть играет — для радости, для здоровья. Так и получается, что у меня в группе обычно на тридцать - сорок мальчишек больше тренируется, чем положено.
— Эдуард Анатольевич, ваш сын не стал классным футболистом. Может, над Игорем довлело чисто психологически, что он сын Стрельцова, а значит, должен, обязан на поле показывать, так сказать, нечто».
— Думаю, у Игоря скорее не хватило желания пробиваться. И вообще, я не настаивал, чтобы он играл в команде мастеров, за уши его не тянул, иными словами, своего мнения не навязывал. Слишком много примеров перед глазами: заканчивает человек играть — и на него ноль внимания. Иди и ищи работу. А это, ох, как непросто.
— Биографии людей, с вами игравших, сложились по-разному. Были и трагичные судьбы, как, скажем, у Валерия Воронина...
— Нелепо с Валерием все получилось. Несчастный случай — автокатастрофа — с ним произошел в лучшую его пору, когда равных на поле ему не было. Врачи вытащили его буквально с того света, но играть по-прежнему он уже не смог. Талант особенно раним, Валерий ощущал некую свою ущербность, тосковал по сложившейся за столько лет привычке быть необходимым каждому болельщику футбола. А первое время, как и раньше, от приятелей отбоя у него не было. Ореол славы-то вокруг него долго не рассеивался. И хоть знали его знакомые, что Валерию даже кружку пива выпить опасно в его состоянии, так нет, тянулись к нему с рюмками. А он по складу своего характера не отказывал. И остался вне большой игры, в которой мог жить еще годы и годы. Одиночество, вскоре наступившее, и толкнуло его на сомнительное окружение. И погиб Валерий при странных, по сей день не выясненных обстоятельствах.
— У вас была книга, написанная в содружестве с писателем Александром Нилиным...
— Вот именно, что была. Мне кажется, мало кому из настоящих ценителей футбола она попала в руки — далеко не всем удалось ее достать. Но важнее другое — за последние годы многое в нашей жизни изменилось. О многих вещах сейчас говорят откровенно, правдиво, А я всегда был склонен к такому разговору, но не всегда уместными оказывались мои откровения. Поэтому жаль, что никак не предоставляется возможность вернуться к этой книге — доработать ее, дополнить.
— Вы закончили не только вуз, но и высшую школу тренеров. Но учились после завершения футбольной карьеры. Как, на ваш взгляд, можно ли полноценно совмещать учебу со спортом высших достижений?
— Я вспоминаю, как нас, автозаводцев, одно время с загородной базы на автобусе возили в техникум на занятия. Занимались-то мы по полной программе, но спустя какое-то время проиграли одну игру, другую, третью. И тренеры тогда сказали: «Так дело не пойдет. Наука, понятно, требует жертв, Но и футбол тоже...». И были, по всей видимости, правы. Поскольку совмещать серьезные занятия и футбол с высокими нагрузками, наверное, не представляется возможным.
Иначе и то и другое может в конечном итоге оказаться «липой».
Учиться надо, слов нет. Но, может, стоит думать о высшем образовании, о настоящем образовании, уже повесив бутсы на гвоздь? Только без серьезной материальной и моральной поддержки — это нереально. А пока, к сожалению, в большинстве случаев, о человеке, закончившем выступать, обычно все спешат забыть. И неудивительно, что многим из нас долго, это и совсем не удается как следует встать на ноги.
— Что вас сейчас радует, что огорчает?
— Я счастлив, когда мои мальчишки показывают красивый футбол. Только тогда по-настоящёму радуешься победам. А огорчает? Расскажу такой случай. Невольно стал свидетелем, как тренер проигравших мальчишек сокрушался, что «не угадал с судьями». Это беда нашего футбола — когда результат в детских командах заслоняет саму игру, сам футбол.
— Эдуард Анатольевич, сейчас вы вне большого футбола. Не чувствуете ли некоего одиночества?
— Я не замкнутый человек, по-своему компанейский. Но вместе с тем в шумном обществе не чувствую особой для себя необходимости.
Видел, как он выходил на поле играть за ветеранов. Трибуны при одном его появлении сразу радостно оживились.
Он-то знал, чего от него ждут. И не томил ожиданием болельщиков, которые, как всегда, пришли «на Стрельцова». Со свистком судьи он исполнил свой знаменитый пас пяткой, переадресовав мяч партнеру. Достаточно оказалось этого штриха, чтобы самые объемные футбольные картины прошлого ожили в нашей памяти.
Привыкший каждым шагом и жестом создавать зрелище, он и теперь — пятидесятилетний Стрельцов — мгновенно стал близок публике, как и в лучшие свои времена.
Петр Спектор.(«Московский комсомолец», 1987)
