МОЙ ЭДИК БЫЛ БОЛЬШИМ РЕБЕНКОМ

Они прожили вместе почти 27 лет - или половину скупо отмеренного ему судьбой земного срока.
Зато по щедрости отпущенного Богом футбольного таланта его до сих пор сравнивают с Пеле - правда, с тоской в голосе, прибегая при этом непременно к сослагательному наклонению: «Эх, если бы, если бы...»
Но в этом же безысходном «если бы» вдруг самым чудесным образом меняется минор на мажор и притупляется печаль по несбывшемуся, когда близкие им обоим люди заводят разговор о ней: «О, если бы не она...»
Разыскать ее мне помогла Валентина Тимофеевна Яшина («Рая Стрельцова? Ну, конечно, видимся. Чаще на Ваганьково - где же еще?»). Я набрал телефонный номер, она сказала просто: «Приезжайте»

- Раиса Михайловна, к вам часто обращаются журналисты за интервью?
- Часто - не скажу, но бывает. В последний раз где-то с год назад кто-то приезжал.
- И всякий раз, наверное, спрашивают о том, что случилось с вашим будущим мужем летом 1958 года? Извините, но и мне от этого не уйти.
- Извиняться не надо. Потому что для меня, чтобы вы знали, это не самый трудный вопрос. Ответ на него я получила давным-давно. От самого Эдика, который однажды сказал: «Если сможешь - считай, что все это произошло не со мной. И тогда у нас все будет в порядке». Я, как видите, смогла, раз столько лет мы были вместе. Возвела внутри себя стену, высокий такой забор, который раз и навсегда отделил его прошлое от нашего общего будущего.
- Когда вы познакомились со Стрельцовым?
- Вскоре после его освобождения. Даже день точно запомнила - 12 февраля 1963 года. А в сентябре уже поженились. Быстро все у нас получилось.
- А до этого вы не знали его хотя бы издалека?
- Ну вы скажете тоже! Кто же в районе «Автозаводской», где я жила, не знал Стрельцова?! У них, торпедовских игроков, эта станция метро в те годы частенько была местом сбора, если куда ехать собирались. Все прохожие, а девчонки-то особенно, обращали внимание на шикарных парней в заграничных пальто и кепках. Правда, Эдика я как-то не выделяла из этой компании. Сашу Медакина знала, Славу Метревели. Я тогда в детской секции ЦУМа работала - заезжали они что-нибудь «по блату» купить.
- Стрельцов не заезжал?
- Нет. Холостого, бездетного парня этот ассортимент товаров вряд ли мог интересовать.
- Что он вам рассказывал о времени, проведенном в заключении?
- Да много чего рассказывал - на целую книгу потянет. Ему ведь сначала дали аж 12 лет, на полную катушку. Потом скостили до семи. Ну, а пробыл он там 4 года и 8 месяцев.
Сперва сидел в Ветлаге, а затем поближе к Москве - в Электростали, Туле. В Электростали на каком-то хитром подземном производстве работал и считал, что там облучился, поэтому лысеть так быстро начал. От роскошного кока на голове, памятного болельщикам 50-х, одни воспоминания остались. Но все равно, когда вернулся, парень был видный. Идешь, бывало, с ним по улице - узнают, оборачиваются. Его это всегда в смущение приводило, говорил: «Рая, к вам в ЦУМ не завезли случайно парики? Надо бы носить, чтобы поменьше пялились».
- Это верно, будто он в колонии в футбол продолжал играть?
- В Ветлаге об этом и речи быть не могло: колония строгого режима. Есть футбольная фотография, сделанная позже - то ли в Туле, то ли в Электростали. Какая уж там была у них команда, не знаю, не спрашивала. Скорее всего барак на барак сражались. Во всяком случае мячи ему торпедовский клуб посылал, это точно. По его просьбе. Передавали через маму, Софью Фроловну, которая ездила к Эдику на свидания. Она была, можно сказать, настоящей футбольной фанаткой. Ни одного матча с участием сына в Москве не пропускала, хотя Эдик почему-то не любил, когда Софья Фроловна на стадион приходила. Ей сейчас 82-й год идет, стала сильно болеть.
- Как встретили Эдуарда, когда он вернулся из лагеря?
- Нормально встретили. Я бы сказала, с достоинством. Но не так, конечно, как этого боксера Тайсона, о котором я недавно в вашей газете читала. Репортеры возле лагерных ворот не толпились, когда Эдик выходил. Директор ЗИЛа Бородин дал машину, а торпедовский администратор Каменский Юрий Валентинович за ним съездил. К Эдику очень хорошо, почти как отец родной, Аркадий Иванович Вольский относился — в ту пору он работал секретарем партийной организации ЗИЛа. Вольский очень хотел, чтобы Эдик как можно скорее в нормальную жизнь, в футбол вернулся. В этой спешке даже казус забавный вышел: Стрельцова с подачи, видимо, Вольского приняли на заводе в комсомол раньше, чем сняли судимость! Потом судьи, которые его делом занимались, с ума сошли: уже комсомолец, а еще с судимостью! Им легче было представить, что Земля вдруг завертелась в обратную сторону.
- Почему же так долго - целых два года - Стрельцов, уже будучи на свободе, не возвращался в футбол?
- Не пускали его, чего-то боялись. Очень трудно нам поначалу пришлось. Слесарем Эдик устроился на завод, в ОТК. Зарплата - 100 рублей. И главное - своей крыши над головой нет. У них с мамой была двухкомнатная квартира, но когда Эдика арестовали, к Софье Фроловне сразу же подселили какого-то пьянчужку, даже не учли, что она - инвалид второй группы. Наказали, словом, мать за сына. Это уже позже, в 1965-м, когда торпедовцы чемпионами страны стали, Эдик добился для мамы отдельной однокомнатной квартиры в Нагатино. Ну а мы чуть раньше двухкомнатную получили - сын в 64-м родился.
- Как отнеслись к вашему замужеству окружающие?
- В том смысле, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна?» Нет, меня это совсем не тревожило. Состоялся единственный нелегкий разговор, когда мы с Эдиком решили заявление в ЗАГС подать, - с моей мамой. Она расстроилась, испугалась за меня, когда прознала о его прошлом. Впрочем, достаточно быстро убедилась, что волновалась напрасно.
- С лагерным прошлым Стрельцова ничто не связывало?
- Абсолютно. Он сразу порвал все ниточки. Даже на письма сидевших с ним вместе ребят не отвечал. Понимаете, в нем от блатного мира совершенно ничего не было. Ноль. Он был там чужой, и это, наверное, усугубляло его страдания в лагере. Мне было страшно одно время, когда Эдик опять заиграл, снова стал знаменитым футболистом, и к нам повадились заезжать освободившиеся зэки, причем совсем незнакомые: деньгами разжиться, одеждой. Едут домой через Москву, в адресном бюро Стрельцова вычислят - и в «гости». Откроешь иногда дверь — все внутри холодеет: стоит верзила небритый, перегаром дышит. Они Эдика за своего долго еще держали, и совершенно напрасно. У него с ними разговор был короткий: кто на словах не понимал, мог по лестничному маршу кубарем слететь.
- До вашего с ним знакомства у Стрельцова в прошлом была не только тюрьма, но и первая жена, дочь...
- Жена подала на развод сразу, как только беда с ним приключилась. Фактически предала. Он с ней после колонии никаких отношений не поддерживал. Помню, когда мы только поженились, пошли раз в кино, и я заметила, что какие-то две молодые дамы, севшие на несколько рядов сзади, как-то очень уж оценивающе меня разглядывают. Спрашиваю у Эдика: «Они - твои знакомые?» Он мне на ухо: «Не оборачивайся, пожалуйста. Одна из них - моя первая жена». Очень нужно, думаю, мне оборачиваться. Больше я ее никогда не видела.
С дочкой, конечно, все обстояло сложнее. Она родилась без него, и он жил, видимо, с чувством вины перед ней. Когда Милочке исполнилось 7 лет, Эдик почему-то тайком от меня решил поехать купить ей школьную форму. Причем об этом узнали жены других торпедовских футболистов - и давай у меня за спиной шушукаться. Я-то понимала, что он хочет оградить меня от своего прошлого, только делает это совсем неуклюже. Обиделась и сказала, что нечего таиться, коли речь идет о ребенке, который ни в чем не виноват и нуждается в отцовской заботе. И позже, когда он стал с командой выезжать за границу, всегда старалась напомнить, чтобы привез что-то для дочери.
- Он, вернувшись домой, сразу начал тренироваться с командой мастеров?
- Нет, конечно. Поначалу об этом и речи не шло. Он тренировался вместе с ребятами из цеховых команд, играли они на первенство завода. Но однажды — в 63-м или 64-м году, точно не помню, - торпедовцы взяли его с собой на какой-то товарищеский матч в Горький. На поле сразу не выпустили, но народ-то увидел и узнал Стрельцова. И такой, как рассказывали потом, болельщики скандал учинили! Пригрозили стадион спалить, если Эдик не выйдет. Дирекция стадиона перепугалась и уговорила торпедовских тренеров выпустить Стрельцова хоть на несколько минут. Иначе, говорят, точно спалили бы.
- От кого зависело его возвращение в большой футбол?
- От самых верхов, думаю, от ЦК. Вольский был туда вхож и, как я полагаю, сыграл главную роль. Кроме того, Аркадий Иванович добился - это мне известно доподлинно, - чтобы «невыездного» Стрельцова взяли вместе с «Торпедо» осенью 1966 года в Италию на матч Кубка европейских чемпионов с «Интером». Очевидцы рассказывали, что, когда самолет оторвался от шереметьевской бетонки и начал набирать высоту, Эдик заплакал...
- Он никогда не говорил вам, почему в том же 66-м не поехал в составе сборной СССР на чемпионат мира в Англию?
- Не помню, чтобы мы эту тему с ним обсуждали. Может, просто тренеров не устраивал. А может - боялись, перестраховывались, поскольку речь шла все-таки не о клубе, а о сборной. Его через год Якушин в сборную пригласил. К тому моменту проблема выезда уже была снята.
- Если мне память не изменяет, дважды подряд - в 1967 и 1968 годах - по опросам спортивных журналистов Стрельцов становился лучшим футболистом страны. Как он на это реагировал?
- С большой долей удивления. Конечно, доволен был, но вместе с тем признавался, что стать лучшим после 7-летней разлуки с футболом даже не мечтал.
- У него были поклонницы, к которым вы ревновали?
- Наверное, были. До 58-го года. Но когда мы поженились, я всех поклонниц отшила. По крайней мере их присутствие не ощущала.
- Он находился у вас под каблуком?
- Что-то вроде этого. Иначе не получалось. Эдик был насколько талантлив в футболе, настолько же беззащитен, беспомощен в обычной жизни, не приспособлен к ней. Добрый и доверчивый, как ребенок. Никому не мог отказать, если предлагали составить компанию, обидеть боялся. А по какому поводу у нас чаще всего стихийно возникают компании, вы знаете. Я соседку просила, когда уходила на работу: мол, за моим последи и в случае чего - позвони. Бывало, она звонила. Мои ЦУМовские девчата - а я в ЦУМе, страшно сказать, уже сорок второй год работаю — относились к моим проблемам с пониманием и всегда отпускали. Прилечу домой - благо мы уже недалеко от Курского вокзала жили, - гостей разгоню, да ему самому по первое число выдам.
- Обижался?
- А то нет. Обижался, конечно. Подуется полдня — и обида проходит.
- Окна мыл, полы. О большем я его не просила.
- Обед мог сам приготовить?
- О чем вы говорите?! Яичница - самое сложное блюдо, которым ограничивались его кулинарные способности. Мало того, что все самой нужно было приготовить и в холодильнике оставить, следовало еще записочку написать, чтобы он не перепутал: это — на завтрак, это - на обед.
- После лагерей он, наверное, в еде был не очень привередлив?
- Как раз наоборот. Шутил: если в футболе не получится, то хотя бы по гастрономической части надо наверстать упущенное. Что попало не ел. Любил хорошую отбивную. Обожал салат из крабов и рыбу под маринадом.
- А чем увлекался кроме футбола?
- Много читал. Он в зоне одно время библиотекарем работал. Предпочтение отдавал книгам по истории. А когда видики появились, мог сутками напролет фильмы смотреть.
- Вредные привычки, против которых даже жена оказалась бессильна, у Стрельцова были?
- Только одна, самая распространенная - очень много курил. По две - две с половиной пачки в день. Когда я в очередной раз возмущаться начинала, говорил: «Пить могу бросить, курить - никогда». Эта привязанность к табаку у него от лагерных времен осталась.
- Что курил?
- Когда вернулся оттуда, кроме «Беломора», ничего не признавал. Потом как перешел на «Яву» явскую, так ей верен до конца и остался. Всякие там «Мальборо» или «Филип Моррис» не признавал, привозил из-за границы, но исключительно для угощения.
- Трудно вам было с ним?
- Как с большим ребенком - причем непослушным. Как- то, помню, собрала ему сумку - на сборы поехал. Сборная СССР почему-то тогда в Мячково их проводила, на торпедовской базе. Проходит два или три часа, звонит Якушин: «Рая, где Эдик?» - «Как где? К вам уехал». - «Его здесь нет».
Перепугалась я, что и думать, не знаю. Подняла на ноги дружка его, Славку-таксиста: может, ты знаешь? Пожимает плечами. Едем вместе искать. И находим - почти рядом с Мячковом, на Рязанском проспекте. Оказывается, заманили его в картишки перекинуться. Забираем, везем к Якушину, чтобы сдать из рук в руки. Я - как мама, приведшая за руку непутевого сына, который стоит с опущенной головой и канючит: «Михаил Иосифович, простите, пожалуйста, больше не буду». Другой бы, может, и не простил, но Якушин оставляет на сборе. А меня злость гложет и смех разбирает одновременно: то ли лучший футболист страны он, то ли детсадовец — этот мой Стрельцов.
- Из футбола он тяжело уходил, я имею в виду из «Торпедо»?
- Плохо он уходил. Даже не проводили как следует. Сезон вовсю шел, когда однажды Валентин Иванов, уже работавший главным тренером, сказал, чтобы завтра Эдик на тренировку не приходил, он ему больше не нужен.
- Это правда, что прочная на футбольном поле связка Иванов - Стрельцов в жизни таковой совсем не являлась?
- Она и на поле-то прочной была только до 1958 года. Когда же Эдик после семилетнего перерыва вновь надел торпедовскую футболку, он уже не мог утверждать, что Валентин рад этому возвращению.
- Почему?
- Точно не знаю. Но какая-то черная кошка между ними пробежала. Может, случившееся со Стрельцовым в 58-м и было той кошкой. По словам Софьи Фроловны, мамы Эдика, она не ощутила сострадания или просто хотя бы сочувствия к беде ее сына со стороны многих торпедовских звезд, игравших рядом со Стрельцовым.
- Вы считаете, что вашего мужа в 33 года, раньше времени, вынудили покинуть большой футбол?
- Я в этом не сомневаюсь. Он хотел и мог бы еще поиграть на стрельцовском уровне, но — увы. Назначили стипендию 130 рублей - чтобы имел возможность доучиться в институте физкультуры в Малаховке - и сделали ручкой. После института Эдик пошел работать в торпедовскую футбольную школу - уже до конца жизни.
- Однако мне помнится, что какое-то время он работал вторым, рядом с Ивановым, тренером «Торпедо».
- Было такое. Совсем недолго. Когда назначили, Эдик-то рассчитывал заниматься тренерским делом, а на него возложили функции администратора команды. Он рассказывал, что как-то раз Иванов попросил его выехать в Сочи и зарезервировать для «Торпедо» номера в гостинице. Причем непременно на одном этаже. Стрельцов поехал, номера забронировал - только на разных этажах, иначе не получилось. Прибыла команда, расселилась, и Валентин поручает Эдику следить за игроками и ему докладывать, кто когда приходит в номер. Стрельцов посчитал такое поручение для себя унизительным и работать с Ивановым отказался. Валентин, по-моему, именно этого и ждал.
- Как складывались у них отношения в дальнейшем?
- А никак. Разошлись как в море корабли. Даже по праздникам, не помню, чтобы перезванивались. Единственный раз за много лет я увидела Иванова в почетном карауле у гроба мужа на стадионе «Торпедо» во время гражданской панихиды.
- Чем занимается ваш сын? Одно время, лет десять - двенадцать назад, поговаривали о возможном появлении в футболе еще одного Стрельцова.
- Игорь, разумеется, не мог вырасти безучастным к футболу, имея такого отца. Но по большому счету у него не сложилось. Отчасти, я считаю, в этом виноват Эдик: маловато он ему внимания в детстве уделял, не брал с собой на сборы, не посвящал в тонкости футбольной кухни, как это делал, например, со своим сыном Валентином тот же Иванов. Наш Игорь поиграл немного в торпедовском дубле, потом с отцовской протекцией отправился на Украину, где год выступал за хмельницкое «Динамо». Я испереживалась, места себе не находила, а когда случился Чернобыль, категорически потребовала, чтобы он вернулся. В Москве еще немного пробыл в дубле «Динамо», и на этом его футбольная карьера закончилась. Теперь Игорь — капитан муниципальной милиции. Растит сына, моего внука — Эдика Стрельцова, которому сейчас 6 лет.
- Из числа учеников Стрельцова – выпускников торпедовской школы - есть известные в современном футболе имена?
- Выпуск он только один успел сделать, второй до конца уже не довел. А наиболее известный из стрельцовских воспитанников - пожалуй, Сергей Шустиков, сын Виктора Шустикова, с которым Эдик играл в одно время.
- Каким был круг знакомых, друзей у вашего мужа?
- Я уже говорила, что старалась - для его же пользы - круг случайных, шапочных знакомств сузить до предела, свести к нулю по возможности. Ибо, кроме очередного дежурного застолья, люди такого плана ничего предложить не могли, набиваясь к Стрельцову в друзья. Да и сам он, особенно с годами, стремился больше времени дома проводить, уставал от суеты - спутницы любой футбольной знаменитости. Настоящих друзей у него к концу жизни было совсем немного. Играя за сборную ветеранов, Эдик сблизился с Жорой Ярцевым. Ну а самым близким другом был Миша Гершкович, с которым они вместе в малаховском инфизкульте учились.
- Раиса Михайловна, ваш муж рано ушел из жизни. Если на минуту забыть святую истину о том, что все мы под Богом ходим, то как отыскать главный ответ на это давящее до сих пор всех, кто почитал его талант, «почему»?
- Вряд ли вообще существует единственный и конкретный ответ. Все это постепенно накапливалось, приближая развязку, начиная с 1958 года... Можно упрекать врачей, слишком поздно распознавших сидевшую в нем болезнь. Но нельзя гневить Бога, создавшего его таким, каким он был. Единственным и неповторимым. Во всяком случае, для меня.
- Как вы ощущаете, что Стрельцова- не забыли, помнят?
- А разве вы бы, например, со мной говорили, будь это не так? Иной раз не получается какое-то время к нему на Ваганьково вырваться, а приедешь — могила все равно ухожена чьими-то добрыми руками, цветы лежат. В феврале была — смотрю: у Льва Яшина, Игоря Численко и моего Эдика одинаковые букеты. Видно, кто-то из динамовцев к своим приезжал - и Стрельцова не мог обойти. Он заслужил, чтобы его помнили.

Юрий Юрис(«Спорт-Экспресс», 1995)